В календаре есть немало памятных дат, связанных с трагическими страницами нашей истории. Но одна стоит особняком – Международный день освобождения узников фашистских лагерей и одновременно день скорби по 12 миллионам человек, уничтоженных в застенках… Такими словами была открыта встреча с бывшими малолетними узниками, которая состоялась в Ковровском комплексном центре социального обслуживания населения.
В нашем городе живут 13 бывших узников, мероприятие смогли посетить немногие из них. Однако рассказы этих мужчин и женщин, как кусочки мозаики, дают практически полную картину того, что происходило на оккупированных немцами землях и непосредственно за колючей лагерной проволокой. Можно сказать, этим людям повезло: они не попали в Освенцим или Майданек, где система работала на массовое уничтожение и не давала сбоев. Но и в других концлагерях наш народ хлебнул лиха, да еще как!
Лживое фото из концлагеря
Анатолий Стефанович Соловьев: «Моя Родина – Белоруссия, в богатом селе Высочаны в полторы тысячи дворов я и сестра жили с родителями привольно и беззаботно. Перед войной мне было семь лет, поэтому прекрасно все помню.
Потом оккупация. Зверства. Уничтожение людей. Убивали мирных жителей в первую очередь украинские и литовские националисты. С нами соседствовала семья евреев, мы дружили с еврейскими детишками помладше нас. Их почти живьем закопали в землю. И сейчас перед глазами, как к месту братской могилы наших маленьких друзей враги несли на руках. Потом расстрелы каждого десятого за диверсии партизан, до сих пор слышу «айн, цвай, драй…». Немец считает, мы стоим в линейку, и он все ближе к нам.
Потом части селян на личном гужевом транспорте зачем-то велено было уезжать в другую часть Белоруссии, а всех безлошадных скопом посадили на машины и повезли в неизвестном направлении. В пути хотели детей отобрать у родителей, но потом передумали. Взрослые лучше работают, если дети рядом в заложниках. В лесном лагере Кюнзебек рядом с городом Галле мы пробыли 3,5 года. Папа, учитель по профессии, совсем слабо видел и обязан был присматривать за всеми детьми. Мама и остальные родители – с утра до ночи на заводе.
Удивительно, но в нашей семье до сих пор хранится фотография… из концлагеря. В одном лагере с советскими пленными жили иностранцы, о которых заботился Красный Крест. Они вдосталь ели, когда мы голодали, питаясь бурдой и хлебом с опилками. И вот представители Красного Креста получше одели меня, сестру и еще одну девочку и «щелкнули» рядом с папой. Дескать, все у советских детишек замечательно.
Мы же спасались тем, что получали картошку, яблоки, иногда даже обеды от небогатых немецких крестьян, когда из лагеря нас выгоняли на сельскохозяйственные работы. Да и побираться изредка нам разрешали. У каждого была торба для подаяния. Богатые крестьяне продуктов не давали, травили собаками.
Эсэсовцы-охранники испытывали потребность издеваться над детьми. Особенно старался один немец, в самом конце наших злоключений группа молодых украинских парней подняла восстание, и его зарезали. Я это сам видел. Был 45-й год. И фашистам не удалось нас всех отравить, как они собирались».
Сходили с ума и умирали от голода
Валентина Васильевна Алексеева: «Моя мама жила в Курской области, и вот в 1942 году из ее села угнали в Германию 14 молодых девушек. В число этих несчастных попала и она, находящаяся в положении. Я родилась через несколько месяцев в Бомбогене. Мама много и долго работала на прядильно-ткацкой фабрике, а я в это время лежала одна и часами орала на весь барак. Кто придет со смены, заткнут мне рот чем-нибудь из еды, если найдется, или соской – и то хорошо.
Все это рассказывала мне впоследствии мама и добавляла: «Мы все там существовали одним днем. Выживешь – хорошо. Не выживешь – ну что же…». Маме моей Бог отмерял 85 лет, правда, и букет разных болезней у нее был. Рожала она после войны еще два раза, но детки умерли в младенчестве. А я вот крепкой оказалась, несмотря на нечеловеческие условия, в которых находилась совсем крохой. После освобождения концлагеря все угнанные из нашего села девушки вернулись домой, но некоторые уже умственно неполноценные. Издевались сильно над ними на чужой стороне».
Кровь наших детей
Галина Александровна Германова: «Немцы заняли наш поселок Рабитицы Ленинградской области, но партизаны не давали им житья. Мама снабжала партизан продуктами, это раскрылось, и ее вместе с бабушкой и нами, четырьмя детьми, посадили в тюрьму. Потом в товарняке отправили в концлагерь в Латвию.
Помню большой сарай и нары в несколько ярусов. Каждый день отсюда забирали людей на расстрел. Помню немцев с автоматами, крик и плач со всех сторон. Наша очередь почти уже подошла, но спасли советские войска.
В лагере детей и женщин держали не просто так, а брали кровь. И у меня брали. Еще гоняли на работы. Бабушка убиралась в доме у богатого человека, мама хорошо шила, поэтому приносили покушать. А так бы не выжили. Еду нам надзиратели бросали, как собакам: кто первым успеет схватить. Детишек без родителей держали отдельно, за перегородкой, они умирали то и дело».
Георгий Владимирович Чернявский: «Я родился в лихую годину, поэтому перенести все тяготы и лишения неволи пришлось в младенческом возрасте. По рассказам мамы, в одной тряпке я лежал два месяца (не во что было перепеленать) и превратился буквально в гниющий кусок мяса. Бабушку казнили, и где она похоронена, мы не знаем. А нас с мамой вышвырнули из лагеря. Почему? Повезло, что доктор посчитал нас заразными и распорядился немедленно убрать.
Наша армия победила, но американцы не дали добить фашистов. Да и бандеровцев не до конца добили. И эта бандеровская червоточина сохранилась до наших дней. Сегодня с подачи Америки украинцы встали против нас, потому что изнутри Россию все никак не получается развалить».
На встрече было немного молодежи, только ученики музыкальной школы №1, приготовившие выступление. Заметим, именно молодежи следовало бы послушать свидетелей истории для понимания, каков фашизм и что такое война. Один из бывших узников сказал, что в последние годы его все реже приглашают в ковровские общеобразовательные школы. А жаль.
О. АРТЕМЬЕВА
